В обоих случаях нарушена первичная связь между матерью и младенцем. Мы на протяжении всей сказки не понимаем, откуда взялась эта девочка, ведь если она ребенок живой женщины, она не может по своему решению стать ящеркой из потустороннего мира. А ребенком хозяйки медной горы она быть никак не может, ведь та «сделана из камня», по словам Бажова. И не смотря на привлекательность и притягательность, не обладает возможностью и внутренним пространством для зарождения новой жизни.

Бажов здесь ломает классический сюжет о подкидышах, часто встречающийся в европейской мифологии — когда эльфы меняли детей человека на своих. Но здесь не происходит подмены, здесь просто отсутствует опыт рождения, и очевидно, будет отсутствовать и опыт смерти.

Этот момент перекликается с понятием киборга у Донны Харауэй. Она пишет, что киборг лишен, обязательной пока для человека, связи с родителями, семьей, родом. Киборг, по Харауэй, не имеет опыта рождения и опыта смерти. Для меня в этом месте всегда встает вопрос, как же тогда будет формироваться его субъектность? С точки зрения психоанализа мы осознаем себя самостоятельными личностями в процессе отделения от материнского тела. так устроена наша психика — мы осознаем себя отдельными, отстраиваясь от общего, очерчивая свои собственный границы.

Поэтому шкурка — она же сброшенная кожа — оказывается в центре внимания. Как бы выглядела кожа, которая утрировано выстраивает границу между мной и не_мной? Которая должна защищать, но и быть проницаемой мембраной? Возможно, она будет похожа на шкурку ящерицы, существа, которая постоянно меняет границы своего тела, отбрасывая хвост и отращивая его заново — обреченная на вечный поиск и пересоздание себя.