ТЕЛО ПАМЯТИ
выставка «Видимо невидимое»,
галерея на Песчаной, Москва, 2024
галерея на Песчаной, Москва, 2024
Тело памяти (видео)
Для разговора о памяти я использую образ пульсирующего, развернутого в пространстве тела. Оно свивается из объемных нитей, переходящих друг в друга воспоминаний, пустот и лакун. Наша память подвижна и непрерывно меняется под влиянием внутренних и внешних обстоятельств, и когда я представляю себе, из какой материи она могла бы состоять, я вижу ее родство с материей биологических форм — живой, некотролируемой, обладающей субъектностью.
Для разговора о памяти я использую образ пульсирующего, развернутого в пространстве тела. Оно свивается из объемных нитей, переходящих друг в друга воспоминаний, пустот и лакун. Наша память подвижна и непрерывно меняется под влиянием внутренних и внешних обстоятельств, и когда я представляю себе, из какой материи она могла бы состоять, я вижу ее родство с материей биологических форм — живой, некотролируемой, обладающей субъектностью.
Травы и камушки (видео)
В основе всего проекта лежат истории из моей личной памяти, в которой отсутствие и лакуны важнее, чем факты и свидетельства. Собранные здесь сюжеты похожи своей спутанностью и провалами. Они сплетаются в единое тело, разворачиваются в пространстве, окутывают нагромождением подробностей. Это истории из моего опыта, но в то же время, каждый может найти в них знакомые моменты, переклички обстоятельств, общие чувства. Желание оберегать личную память объединяет людей — благодаря возможности разделить с кем-то опыт, почувствовать сопричастность мы выстраиваем отношения и формируем сообщества.
В основе всего проекта лежат истории из моей личной памяти, в которой отсутствие и лакуны важнее, чем факты и свидетельства. Собранные здесь сюжеты похожи своей спутанностью и провалами. Они сплетаются в единое тело, разворачиваются в пространстве, окутывают нагромождением подробностей. Это истории из моего опыта, но в то же время, каждый может найти в них знакомые моменты, переклички обстоятельств, общие чувства. Желание оберегать личную память объединяет людей — благодаря возможности разделить с кем-то опыт, почувствовать сопричастность мы выстраиваем отношения и формируем сообщества.
«Александра Павловская в своём проекте исследует феномен личной памяти, сопоставляя её с биологическими формами — зыбкими и изменчивыми. Утраченные фрагменты воспоминаний, лакуны памяти становятся в её работе более значимыми, чем сохранившиеся факты и свидетельства. Именно из чередования утрат и артефактов памяти художница сплетает «Тело памяти» — так называется весь проект и центральный объект, расположенный в этом зале.
Каждая из составных частей работы — это небольшой рассказ, который можно прочесть на кусочках ткани, размещенных поблизости. В центре рассказанных историй — отсутствие, утрата. В то же время весь проект становится попыткой заполнить эти пустоты, заживить ранки и залатать прорехи. Отталкиваясь от очень личных моментов собственной биографии и истории своей семьи, художница предлагает зрителям вглядеться в схожие обстоятельства жизни, уловить переклички с собственным опытом и испытать ощущение сопричастности.
В этой работе мы видим, что разрыв, утрата, отсутствие всегда связаны с соединением, — фрагменты памяти сопрягаются подобно тому, как сшиваются кусочки ткани, составляются обрывки фотографий, сплетаются обрывки историй. Собирать, сплетать, сшивать — традиционно часть женских практик, связанных с работой с тканью. Именно такую тонкую и неравномерную ткань памяти и преподносит нам художница для бережного и чуткого соприкосновения с ней».
кураторка Саша Кузнецова
Каждая из составных частей работы — это небольшой рассказ, который можно прочесть на кусочках ткани, размещенных поблизости. В центре рассказанных историй — отсутствие, утрата. В то же время весь проект становится попыткой заполнить эти пустоты, заживить ранки и залатать прорехи. Отталкиваясь от очень личных моментов собственной биографии и истории своей семьи, художница предлагает зрителям вглядеться в схожие обстоятельства жизни, уловить переклички с собственным опытом и испытать ощущение сопричастности.
В этой работе мы видим, что разрыв, утрата, отсутствие всегда связаны с соединением, — фрагменты памяти сопрягаются подобно тому, как сшиваются кусочки ткани, составляются обрывки фотографий, сплетаются обрывки историй. Собирать, сплетать, сшивать — традиционно часть женских практик, связанных с работой с тканью. Именно такую тонкую и неравномерную ткань памяти и преподносит нам художница для бережного и чуткого соприкосновения с ней».
кураторка Саша Кузнецова
Тело памяти (инсталляция: печать на ткани, суровая бязь, крахмал, объекты из личной коллекции художницы)
Моя память сплетается из множества распадающихся кусков: реальных и воображаемых событий. Когда мне было шесть лет, меня удочерили и сменили имя. В семье существует подробная история моей жизни до удочерения, но она не совпадает с моими воспоминаниями. С шестилетнего возраста в моей жизни существуют две девочки, с разным прошлым и настоящим. Одну зовут Таня, и мама охотно вспоминает, каким она была младенцем. Есть и фотографии, на которых в маленькой девочке все родственники ее узнают. Вторая — Саша — собирает свои воспоминания, безуспешно пытаясь найти в памяти опору и доказательства собственной реальности. Ее фотография — это первое изображение, на котором я узнаю саму себя, хотя и в этом не совсем уверена — сколько бы я не искала, я все равно остаюсь чужой сама себе. Вокруг двух фотографий вырастает инсталляция, разворачивая на две стороны разговор о воспоминаниях — с одной стороны, представляя ту версию меня, которую я помню, с другой — ту, которую я не помню совсем.
Моя память сплетается из множества распадающихся кусков: реальных и воображаемых событий. Когда мне было шесть лет, меня удочерили и сменили имя. В семье существует подробная история моей жизни до удочерения, но она не совпадает с моими воспоминаниями. С шестилетнего возраста в моей жизни существуют две девочки, с разным прошлым и настоящим. Одну зовут Таня, и мама охотно вспоминает, каким она была младенцем. Есть и фотографии, на которых в маленькой девочке все родственники ее узнают. Вторая — Саша — собирает свои воспоминания, безуспешно пытаясь найти в памяти опору и доказательства собственной реальности. Ее фотография — это первое изображение, на котором я узнаю саму себя, хотя и в этом не совсем уверена — сколько бы я не искала, я все равно остаюсь чужой сама себе. Вокруг двух фотографий вырастает инсталляция, разворачивая на две стороны разговор о воспоминаниях — с одной стороны, представляя ту версию меня, которую я помню, с другой — ту, которую я не помню совсем.
Общие имена
(серия объектов:хлопковая бумага, гумбихроматная печать)
В архиве семьи нет моих ранних детских фотографий и нет следов моего существования в возрасте до шести лет. Собранные здесь снимки — это игра в случайное сходство, попытка сопоставить людей, которых объединяет только имя. Я просила своих тезок и однофамилец прислать свои детские фотографии, собрав из них, своего рода, архив. Как и память, этот архив лишен структуры, мы видим только переплетение ракурсов и не связанных между собой людей. У нас есть привычка искать сходства и различия, угадывать связи. Был ли у вас такой же свитер, похожая шапка, или, может, фотография с утренника в детском садике? Воспоминания разных людей могут пересечься каким угодно образом, и вот мы уже готовы едва ли не узнать себя в случайной фотографии. В череде этих лиц, возможно, начинаюсь и заканчиваюсь я.
(серия объектов:хлопковая бумага, гумбихроматная печать)
В архиве семьи нет моих ранних детских фотографий и нет следов моего существования в возрасте до шести лет. Собранные здесь снимки — это игра в случайное сходство, попытка сопоставить людей, которых объединяет только имя. Я просила своих тезок и однофамилец прислать свои детские фотографии, собрав из них, своего рода, архив. Как и память, этот архив лишен структуры, мы видим только переплетение ракурсов и не связанных между собой людей. У нас есть привычка искать сходства и различия, угадывать связи. Был ли у вас такой же свитер, похожая шапка, или, может, фотография с утренника в детском садике? Воспоминания разных людей могут пересечься каким угодно образом, и вот мы уже готовы едва ли не узнать себя в случайной фотографии. В череде этих лиц, возможно, начинаюсь и заканчиваюсь я.
Похожа на маму? (серия фотографий: хлопковая бумага, гумбихроматная печать)
Мне всегда было интересно искать и находить сходства между мной и другими женщинами моей семьи. Всматриваться в черты лица, очертания тела, перенимать жесты — как для приемного ребенка мне важно все то, что составляет общий рисунок семейных историй. Поиск сходств и различий помогал мне проживать неотделимое от моего опыта чувство оторванности, невозможности почувствовать общность с семьей. Сходства между нами вплетают меня в историю семьи, где нет биологического родства, но есть общий опыт и память. Общие воспоминания объединяют нас, делают и правда похожими друг на друга, как похожи между собой все люди, особенно много лет прожившие вместе.
Мне всегда было интересно искать и находить сходства между мной и другими женщинами моей семьи. Всматриваться в черты лица, очертания тела, перенимать жесты — как для приемного ребенка мне важно все то, что составляет общий рисунок семейных историй. Поиск сходств и различий помогал мне проживать неотделимое от моего опыта чувство оторванности, невозможности почувствовать общность с семьей. Сходства между нами вплетают меня в историю семьи, где нет биологического родства, но есть общий опыт и память. Общие воспоминания объединяют нас, делают и правда похожими друг на друга, как похожи между собой все люди, особенно много лет прожившие вместе.
Дом, который был
(серия плоскостных работ)
Я приезжала в этот дом с бабушкой на каникулах и проводила там лето. Деревня Шаликово в Можайском районе была для женщин моей семьи важной точкой отсчета: в этом доме родилась бабушка, отсюда в двенадцать лет она уехала в Москву, сюда приезжала в гости со своей старшей дочерью. С этим местом связано много воспоминаний, доставшихся мне в качестве рассказанных историй, постоянно уточняющихся, меняющихся, подвижных. От дома осталась только одна фотография, на которой и не разобрать ничего: кусок крыши, труба, забор. Это изображение вызывает во мне беспокойство забывания. Я и сама очень плохо помню это место, оттого и приумножаю, увеличиваю и раскапываю сохранившиеся в памяти очертания пространств.
(серия плоскостных работ)
Я приезжала в этот дом с бабушкой на каникулах и проводила там лето. Деревня Шаликово в Можайском районе была для женщин моей семьи важной точкой отсчета: в этом доме родилась бабушка, отсюда в двенадцать лет она уехала в Москву, сюда приезжала в гости со своей старшей дочерью. С этим местом связано много воспоминаний, доставшихся мне в качестве рассказанных историй, постоянно уточняющихся, меняющихся, подвижных. От дома осталась только одна фотография, на которой и не разобрать ничего: кусок крыши, труба, забор. Это изображение вызывает во мне беспокойство забывания. Я и сама очень плохо помню это место, оттого и приумножаю, увеличиваю и раскапываю сохранившиеся в памяти очертания пространств.
Дом, которого не было
(серия плоскостных работ)
На снимке — кленовый лист, и дальше, ужене в фокусе, виднеются очертания дома. Этот дом связан в моей памяти с жизнью в одиночестве внутри чужого быта, чужой семейной истории. Пространство досталось мне таким, как его оставляли хозяева — наполненное чужими фотографиями, забытыми вещами, с чашкой недопитого чая на столе. Дом был полон чужих воспоминаний, но в моей памяти осел нечеткими силуэтами за калиткой. Я собираю его образ из разрозненных кусочков, каждый раз утыкаясь в эту простую геометрию — треугольник крыши, окно. Поиск расползающихся деталей, попытка поймать их нечеткие силуэты, все сводится к желанию нащупать контур памяти об этом месте, состоящий из воспоминаний и пустот между ними.
(серия плоскостных работ)
На снимке — кленовый лист, и дальше, ужене в фокусе, виднеются очертания дома. Этот дом связан в моей памяти с жизнью в одиночестве внутри чужого быта, чужой семейной истории. Пространство досталось мне таким, как его оставляли хозяева — наполненное чужими фотографиями, забытыми вещами, с чашкой недопитого чая на столе. Дом был полон чужих воспоминаний, но в моей памяти осел нечеткими силуэтами за калиткой. Я собираю его образ из разрозненных кусочков, каждый раз утыкаясь в эту простую геометрию — треугольник крыши, окно. Поиск расползающихся деталей, попытка поймать их нечеткие силуэты, все сводится к желанию нащупать контур памяти об этом месте, состоящий из воспоминаний и пустот между ними.
Жила-была девочка (серия плоскостных работ)
Попытки трансформировать память всегда оказывались важной частью отношения с прошлым в моей семье. В чемодане с фотографиями я часто нахожу порезанные на мелкие полоски снимки или картинки, где сохранилось только пространство. Память ведет себя также, то сохраняя мелкие детали, то стирая целые куски. Так произошло и с этими фотографиями, на которых вся семья узнает меня, уверяя, что отлично помнят, где и когда это было снято. Это место я нашла уже совсем взрослой, но так и не смогла его вспомнить, только увезла с собой немного пожухлой травы — как доказательство реальности моего путешествия. Я и себя не узнаю на снимках: помню, что в этом возрасте выглядели иначе, но уверенности в надежности своих воспоминаний у меня тоже нет — они норовят расползтись, как ткань, лишенная нитей основы.
Попытки трансформировать память всегда оказывались важной частью отношения с прошлым в моей семье. В чемодане с фотографиями я часто нахожу порезанные на мелкие полоски снимки или картинки, где сохранилось только пространство. Память ведет себя также, то сохраняя мелкие детали, то стирая целые куски. Так произошло и с этими фотографиями, на которых вся семья узнает меня, уверяя, что отлично помнят, где и когда это было снято. Это место я нашла уже совсем взрослой, но так и не смогла его вспомнить, только увезла с собой немного пожухлой травы — как доказательство реальности моего путешествия. Я и себя не узнаю на снимках: помню, что в этом возрасте выглядели иначе, но уверенности в надежности своих воспоминаний у меня тоже нет — они норовят расползтись, как ткань, лишенная нитей основы.
текст
Жила-была девочка, похожая на меня (видео)
Истории прошлого сходятся и расходятся, иногда версии одного события совсем не совпадают, а иногда от разных людей они звучат как заученный текст. Для видео были записаны рассказы четырех женщин из моей семьи: мамы, двух сестер и мой собственный. Все вспоминают, кто изображен на одной фотографии из семейного альбома и какие события всплывают в связи с этим снимком. Рассказы где-то повторяют друг друга, а где-то даже не пересекаются, обнаруживая в конце главное несоответствие — я уверена, что это не моя фотография. Попытки разобраться в переплетениях семейной памяти приводят к тому, что и я сама, и все, кто слышит от меня эту историю, только вязнут в обилии деталей и неточностей, погружаясь в невозможность обрести цельную картинку произошедшего.
Истории прошлого сходятся и расходятся, иногда версии одного события совсем не совпадают, а иногда от разных людей они звучат как заученный текст. Для видео были записаны рассказы четырех женщин из моей семьи: мамы, двух сестер и мой собственный. Все вспоминают, кто изображен на одной фотографии из семейного альбома и какие события всплывают в связи с этим снимком. Рассказы где-то повторяют друг друга, а где-то даже не пересекаются, обнаруживая в конце главное несоответствие — я уверена, что это не моя фотография. Попытки разобраться в переплетениях семейной памяти приводят к тому, что и я сама, и все, кто слышит от меня эту историю, только вязнут в обилии деталей и неточностей, погружаясь в невозможность обрести цельную картинку произошедшего.
А ты что собираешь? (коллекция предметов)
Свою коллекцию сокровищ я храню с детства, и она везде путешествует со мной в спичечном коробке. Для меня эти предметы не столько обозначают то или иное воспоминание, сколько являются якорем, доказывающем реальность событий прошлого. Собирание таких коллекций объединяло многих детей, на советском и постсоветском пространстве. Вместе с моей, здесь собрано и несколько коллекций, оставшихся без хозяев. Самая ранняя примерно из пятидесятых годов состоит преимущественно из значков, самая поздняя — моя, принадлежащая к девяностым. И если я могу вспомнить события, связанные с предметами из моей коллекции, то про остальные можно только фантазировать. Пытаясь разглядеть за коллекцией человека, мы примеряем эти вещи и к себе, задаваясь вопросом: а как выглядели в детстве мои сокровища? Что отличало их от других? Кому я показывал свою коллекцию?
Свою коллекцию сокровищ я храню с детства, и она везде путешествует со мной в спичечном коробке. Для меня эти предметы не столько обозначают то или иное воспоминание, сколько являются якорем, доказывающем реальность событий прошлого. Собирание таких коллекций объединяло многих детей, на советском и постсоветском пространстве. Вместе с моей, здесь собрано и несколько коллекций, оставшихся без хозяев. Самая ранняя примерно из пятидесятых годов состоит преимущественно из значков, самая поздняя — моя, принадлежащая к девяностым. И если я могу вспомнить события, связанные с предметами из моей коллекции, то про остальные можно только фантазировать. Пытаясь разглядеть за коллекцией человека, мы примеряем эти вещи и к себе, задаваясь вопросом: а как выглядели в детстве мои сокровища? Что отличало их от других? Кому я показывал свою коллекцию?
